Заинтересовавшись внутренним устройством музыкальных инструментов, фотограф Чарльз Брукс создал серию фотографий, которые с совершенно новой точки зрения показывают внутреннее устройство фортепиано, виолончелей, флейт и других музыкальных инструментов.

Брукс — опытный виолончелист и фотограф из Окленда, расположенного в Новой Зеландии. Две его творческие страсти следовали за ним бок о бок и вылились в портреты всемирно известных музыкантов. Он даже начал сотрудничать с Panasonic Lumix, когда в 2018 году компания пригласила его стать одним из первых обладателей их новой флагманской камеры.

Последний проект Брука сочетает в себе фотографию и музыку. Серия снимков под названием «Архитектура в музыке» исследует структуру различных музыкальных инструментов, таких как фортепиано, саксофоны, виолончели, флейты и другие.

Проведя годы за музыкой, Бруксу было любопытно, что происходит внутри его музыкальных инструментов. «Иногда, когда инструмент ремонтировали, можно было заглянуть внутрь, что всегда было для меня чем-то нереально завораживающим», — говорит фотограф.

Каждая фотография из этой серии создает у зрителей иллюзию словно они рассматривают замысловатые здания и туннели, тянущиеся далеко вперёд, а не музыкальные инструменты крупным планом.

«Меня всегда интересовала психология того, как наш мозг интерпретирует масштаб двухмерного изображения, — продолжает Брукс. «Я был очарован тилт-шифт-эффектом, благодаря которому большие объекты кажутся маленькими за счет размытия части изображения, и я хотел узнать, смогу ли я сделать маленькие объекты большими, сохраняя резкость».

Все фотографии были сняты с помощью объектива Macro Probe и камеры Lumix S1R. «Все снимки кропотливо создавались с использованием специального 24-мм объектива от Laowa», — говорит Брукс. Фотографу даже пришлось модифицировать объектив, чтобы уменьшить его размеры.

«Обычно подобные снимки крупным планом получаются в основном размытыми с очень малой глубиной резкости. Я использовал технику совмещения фокуса, чтобы сохранить резкость на всей глубине кадра - от переднего плана до заднего».

Чтобы получить одно изображение, фотограф снимал около 100 кадров, медленно изменяя фокусное расстояние для каждого из них. Затем при помощи специального программного обеспечения Брукс объединил самые резкие части каждого изображения в финальную фотографию.

«В результате получается похожее на пещеру пространство, которое приглашает вас прогуляться вглубь, как если бы инструмент был настоящим концертным залом», — говорит Брукс.

Вдохновившись снимками, созданными для афиш арт-директором Берлинского филармонического оркестра Бьорном Эверсом, румынский фотограф Адриан Борда решил тоже «забраться» внутрь виолончели, саксофона и других музыкальных инструментов, чтобы самому запечатлеть волшебство их невидимого внутреннего мира.

Как обычно, в фотографии важную роль играет освещение, но в данном случае оно оказалось чуть ли не ключевым элементом. Свет и дым, проникающие через отверстия в инструменте, создают поистине непередаваемую атмосферу.

Сказочный персонаж Щелкунчик, заколдованный принц, победивший Мышиного короля, был придуман более 200 лет назад. Он стал героем балета Чайковского и одним из символов европейского Рождества. Но мало кто знает, что, кроме Щелкунчика-принца, был еще и Щелкунчик-король.

Первого (более известного) Гофмана звали Эрнст Теодор Амадей — и классический сюжет, где Щелкунчик — заколдованный принц, побеждающий Мышиного короля, принадлежит именно ему. Впервые его сказка была напечатана в Берлине в рождественском сборнике в 1816 году и в следующие 200 лет претерпела множество серьезных переработок.

Второго Гофмана звали Генрих, он был врачом-психиатром и жил в середине XIX века. В 1851 году для своего маленького сына он написал сказку «Король Щелкунчик и бедный Рейнольд», по сюжету похожую на рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке» и немного на «Голубую стрелу» Джанни Родари: мальчик из бедной семьи умирает в лачуге, вдруг к нему является ангел и приглашает встречать Рождество в волшебную страну игрушек, где правит король Щелкунчик на деревянной лошадке. Сюжет про Щелкунчика-короля, как и второго Гофмана, знают немногие, однако столяр Фридрих Вильгельм Фюхтнер, создавший первого сувенирного Щелкунчика, вдохновлялся именно им.

Эрнст Теодор Вильгельм Гофман (имя Амадей он добавит себе уже в зрелом возрасте, отдавая дань уважения Моцарту) родился в Кёнигсберге в 1776 году в семье королевского адвоката. Родители Эрнста умерли, когда ему было 4 года. Его воспитал дядя-юрист, настоявший на том, чтобы мальчик, любивший музыку и живопись, поступил на юридический факультет. Гофман окончил курс в Кенигсбергском университете и после получения диплома пошел работать в суд. Все это время он продолжал заниматься музыкой, с 18 лет давал уроки и вспоминал годы своей юности так: «Ах, если бы я мог действовать согласно влечениям своей природы, я непременно стал бы композитором. Я убежден, что в этой области я мог бы стать великим художником, а в области юриспруденции всегда останусь ничтожеством».

Не бросая юридической работы, Гофман рисовал карикатуры и писал фортепьянные сонаты. В 28 лет он перебрался из провинции в Варшаву, смог наконец бросить юриспруденцию, возглавил филармоническое общество и дирижировал оркестром на симфонических концертах. Потом он переехал в город Бамберг, где работал капельмейстером театра и писал рецензии в музыкальную газету. В 1810 году, в 34 года, Гофман написал несколько опер (в том числе знаменитую «Ундину») и по протекции друга стал штатным композитором и художником-оформителем театра в Бамберге. В 1812 году друг ушел из театра, Гофман был вынужден уйти вслед за ним и вернуться к юридической службе. С 1814 года он постоянно жил в Берлине и работал в разных должностях в Министерстве юстиции. Именно тогда он перестал сочинять музыку и начал писать сказки, первой из которых стала «Золотой горшок».

Историю про Щелкунчика Гофман придумал, общаясь с детьми своего приятеля — Фрицем и Мари (именно так зовут персонажей сказки «Щелкунчик и Мышиный король»).

Сюжет ее таков: в рождественский вечер дети советника медицины Штальбаума Фриц и Мари получают множество подарков, среди которых есть маленький неказистый деревянный человечек по имени Щелкунчик. Ночью Мари просыпается и становится свидетельницей битвы, которую ожившие игрушки ведут против семиголового Мышиного короля и его войска. Армией игрушек храбро командует Щелкунчик. Девочка хочет помочь, но внезапно чувствует боль в руке и без сознания падает на пол. Через несколько дней крестный рассказывает Мари, что Щелкунчик раньше был его племянником — красивым и благородным юношей, но потом по воле королевы Мышильды превратился в деревянного уродца. Его можно расколдовать, но для этого нужно, чтобы он победил Мышиного короля, а его самого полюбила Прекрасная Дама. Которой и становится Мари. В один прекрасный день в доме Штальбаумов появляется молодой человек — племянник Дроссельмейера, который признается, что «перестал быть жалким Щелкунчиком». На свадьбе Мари и Дросссельмейера танцуют 22 тысячи нарядных кукол, а потом она становится королевой в стране цукатных рощ и марципановых замков.

Дюма-отец, балет Чайковского и скромный пьющий Иванов

В 1844 году писатель Александр Дюма-отец опубликовал свою версию сказки Гофмана под названием «История Щелкунчика». По легенде, он сочинил ее для детей, которые на вечеринке в шутку привязали его к стулу и потребовали, чтобы он рассказал им хорошую историю. В версии Дюма-отца стало гораздо меньше мистики (у Гофмана до конца остается непонятным, реально ли было все, что рассказывала про Щелкунчика Мари, или это были ее фантазии), но больше романтики.

Когда в конце XIX века директор Императорских театров Иван Всеволжский заказал новый балет Петру Ильичу Чайковскому, он настоял на том, чтобы за основу для либретто был взят именно французский вариант, потому что он «задорнее, веселее, хлеще». Притом что и Чайковский, и Мариус Петипа, который считается автором либретто, хотели поставить балет именно по сказке Гофмана. В итоге либретто отдали второму балетмейстеру Мариинского театра Льву Иванову — человеку скромному и сильно пьющему, который написал все так, как просили. В балете, который впервые был представлен публике в декабре 1892 года, мистический момент исчезает вовсе: в финале Мари просыпается и понимает, что вся история ей приснилась.

После Первой мировой войны Мари в российском балете «Щелкунчик» стала Машей, ее брат Фриц стал отрицательным персонажем (хотя у Гофмана именно он добывает Щелкунчику саблю для битвы с мышами), а Мышиный король превратился в Крысиного.

В дальнейшем классический сюжет Гофмана менялся еще множество раз. Например, в знаменитом советском мультфильме 1973 года главная героиня из дочери хозяина дома превратилась в служанку — то есть в сюжет добавили немного Золушки. А в музыку — «Лебединого озера» и «Спящей красавицы».

В более современном российско-германском мультфильме, снятом в 2004 году, действие сказки происходит в рождественском Санкт-Петербурге. В одной из последних экранизаций сказки «Щелкунчик и четыре королевства» девочку зовут Клара и она путешествует по Стране снегов, Стране цветов и Стране сладостей.

Щелкунчики, подсвечники и «курильщики»

Деревянные фигурки, одну из которых Эрнст Теодор Амадей Гофман сделал персонажем своей сказки, в конце XVIII века вырезали шахтеры, работавшие в Рудных горах — регионе на границе Германии и Чехии. Некоторые из этих фигурок выполняли роль подсвечников, некоторые — «курильщиков» (в них помещались благовония, и дым выходил через рот), некоторые умели колоть челюстями орехи.

Создателем щелкунчика, который стал одним из главных символов европейского Рождества, считается немецкий столяр Фридрих Вильгельм Фюхтнер. В 1870 году он прочитал сказку (второго) Гофмана и, вдохновившись ею, выстругал фигурку, с которой началось массовое производство сувенирных щелкунчиков. Каждый традиционный немецкий щелкунчик состоит из 60 частей и расписывается вручную.

Сейчас уже восьмое поколение мануфактуры Фюхтнер продолжает выпускать деревянных человечков с большой челюстью в самых разных образах — от Наполеона до Дарта Вейдера.

А. Блок «Вечер тихий и морозный...»

Вечер тихий и морозный.
Только снега нет и нет.
За окном включили звёзды,
В доме выключили свет.

Из-за леса туча вышла
Дом притих и замолчал.
Ночью кто-то еле слышно
В окна лапками стучал,

А под утро в серебристой
Белоснежной тишине
Кто-то чистый и пушистый
На моём лежал окне.

И.А. Бунин. «На окне, серебряном от инея...»

На окне, серебряном от инея,
За ночь хризантемы расцвели.
В верхних стёклах — небо ярко-синее
И застреха в снеговой пыли.

Всходит солнце, бодрое от холода,
Золотится отблеском окно.
Утро тихо, радостно и молодо.
Белым снегом всё запушено.

И всё утро яркие и чистые
Буду видеть краски в вышине,
И до полдня будут серебристые
Хризантемы на моём окне.

Д. Хармс «Буря мчится. снег летит...»

Буря мчится. Снег летит.
Ветер воет и свистит.
Буря страшная ревет,
Буря крышу с дома рвет.

Крыша гнется и грохочет.
Буря плачет и хохочет.
Злится буря, точно зверь,
Лезет в окна, лезет в дверь.

В. Мазуркевич «Зимнее»

Грустно... Замер старый сад,
Листья опадают,
Листья по ветру летят,
Грёзы увядают.

Наклонился старый клён
К молодой берёзе
И лепечет ей сквозь сон
В мимолётной грёзе:

«Погоди!.. Зима пройдёт,
Вновь весна настанет,
Вся природа оживёт
И к любви воспрянет».

«Это правда может быть, —
Думает берёза, —
Только б... только б пережить
Эти дни мороза!»

Сергей Есенин "ПОЁТ ЗИМА, АУКАЕТ"

Поёт зима — аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далёкую
Седые облака.

А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.

Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с рёвом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится всё сильней.

И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мёрзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.

А.С. Пушкин "Зимнее утро"

Мороз и солнце; день чудесный!
Ещё ты дремлешь, друг прелестный −
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела -
А нынче… погляди в окно:

Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском
Озарена. Весёлым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запрячь?

Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.

В.Я. Брюсов "Первый снег"

Серебро, огни и блёстки,—
Целый мир из серебра!
В жемчугах горят берёзки,
Чёрно-голые вчера.

Это — область чьей-то грёзы,
Это — призраки и сны!
Все предметы старой прозы
Волшебством озарены.

Экипажи, пешеходы,
На лазури белый дым.
Жизнь людей и жизнь природы
Полны новым и святым.

Воплощение мечтаний,
Жизни с грёзою игра,
Этот мир очарований,
Этот мир из серебра!

Н.А. Некрасов "В зимние сумерки"

В зимние сумерки нянины сказки
Саша любила. Поутру в салазки
Саша садилась, летела стрелой,
Полная счастья, с горы ледяной.

Няня кричит: «Не убейся, родная!»
Саша, салазки свои погоняя,
Весело мчится. На полном бегу
Набок салазки — и Саша в снегу!

Выбьются косы, растреплется шубка –
Снег отряхает, смеётся, голубка!
Не до ворчанья и няне седой:
Любит она её смех молодой…

Судьбы венгерского художника Тивадара Костки Чонтвари и голландского живописца Винсента Ван Гога словно зеркалят друг друга. Оба родились в 1853 году. В двадцать семь лет Ван Гог прекращает службу проповедником и принимает решение посвятить себя живописи. Чонтвари, почти синхронно, работая в аптеке, переживает видение, незримый голос говорит ему: ты станешь художником и превзойдешь самого Рафаэля. В 1890-м Ван Гог уходит из жизни. Почти в это же время, скопив капитал для возможности странствовать и обучаться живописи, Чонтвари оставляет аптечное дело и посвящает себя искусству. Оба художника фактически были самоучками, оба потратили на обучение в академической манере около года, но по своей воле его бросили. Оба отказались от классических канонов и писали по велению сердца. Оба умерли непризнанными, в одиночестве и нищете. Картины обоих художников в наше время уходят с молотка за миллионы евро. Оба доказали, что известность – совсем не то же, что и бессмертие. Разница лишь в том, что о жизни Ван Гога мы знаем многое, о жизни Чонтвари почти ничего.

Люди не верят в пророка в своем отечестве, все гениальное, талантливое не может родиться у них под носом. Тивадар Костка Чонтвари прожил жизнь изгоя. Сейчас его взгляды никого бы не удивили: борьба с табакокурением, веганство, полный отказ от алкоголя. Но для Венгрии того времени это было слишком революционно.

Родился Костка 5 июля 1953 года в Кишсебене, ныне городок Сабинов на территории Словакии. В его многодетной семье вряд ли могли предположить, что застенчивый худощавый Тивадар прославит их род. Вместе с пятью братьями он отучился в гимназии в Ужгороде, после перешел к обучению фармакологии, чтобы стать приемником в деле отца, обедневшего польского дворянина Ласло Костки, который перебрался с семьей в Венгрию и открыл тут аптечное дело.

13 октября 1880 года Тивадар привычно стоял за прилавком, любуясь пейзажем за окном:

«День за днем, день за днем я наблюдал пылающие Карпаты, – напишет он в воспоминаниях. – Однажды на глаза попался фургон, запряжённый волами. Непроизвольное движение вложило карандаш в руку, и я нарисовал пейзаж на обороте рецептурной бумаги. Мой начальник подкрался сзади и когда рисунок был закончен, ударил по плечу: Ты был рожден, чтобы стать художником!.. Я положил рисунок в карман и с этого момента стал самым счастливым человеком на свете».

Позже Тивадар напишет и скажет, что именно тогда у него случилось видение, незримый голос сказал ему: «Ты станешь великим солнечным художником и превзойдешь самого Рафаэля». Чонтвари был ошеломлен, он не мог ждать. Пережив зиму, скопив сбережения, уже весной он едет в Рим. Ему необходимо увидеть полотна Рафаэля, которого загадочный голос предсказал превзойти. Рафаэль не впечатлил Тивадара. Он не увидел в его работах жизни и солнца. Биографы Костки объясняют таинственный голос признаками психического заболевания, которое якобы у него развилось после. Долгие годы о нем будут писать: шизофреник, больной гений. Хотя художник никогда не лечился в психиатрической клинике, не обращался за подобной помощью.

Изучив творческий путь Чонтвари, сложно представить, что его проделал психически нездоровый человек. Человек необычный – возможно. Но, однозначно, очень дальновидный и рассудительный. Вернувшись из Рима, Тивадар еще сильнее укрепился в желании стать живописцем. Он не бросился в омут с головой, как Ван Гог, Костка решает работать, чтобы скопить капитал. Более десяти лет он упорно трудится, после оставляет аптеку братьям и отправляется в Мюнхен, обучаться живописи в частной академии венгерского художника Шимона Холлоши. У Холлоши в то время учились мастера из Венгрии, Польши, Германии, Швейцарии, Америки, русские художники, среди них – Кузьма Петров-Водкин, Константин Коровин. Занятия велись на немецком, преподаватель, страстный любитель музыки, регулярно играл ученикам на флейте и виолончели. Он учил подопечных основам, не подавляя их собственную манеру и творческое видение. После Чонтвари отправился на обучение еще к одному мастеру – художнику Фридриху Каллморгену. Какое-то время учился в Париже. Но и тут Костка не задержался надолго. Академическая манера не привлекла его, он решил, что будет рисовать «как видит». В 1900 году берет псевдоним Чонтвари. В нем нет скрытого смысла, так Тивадар перевел на венгерский словянскую фамилию Костка.

Во время обучения в Мюнхене Чонтвари создал серию портретов. Его творчеству это не свойственно, после художник будет рисовать только природу, воображаемые миры. Именно портреты выдают профессиональные знания и хорошую подготовку. В них нет и следа наивной живописи Чонтвари. Он предпочитал рисовать пожилых людей, был чутким, умел уловить и передать душевное состояние человека, Один из известных натурщиков, увидев законченную работу Тивадара воскликнул: «Я позирую почти семнадцать лет, но так нарисовать меня еще никому не удавалось!»

Большинство портретов выполнено углем, но есть работы маслом. Скопленных денег хватало, Чонтвари мог покупать дорогие бельгийские холсты, класть краску толстым слоем. Из-за многочисленных путешествий, работы приходилось перевозить свернутыми в рулоны, красочный слой от этого трескался. Вернувшись из странствий, Чонтвари часто реставрировал поврежденные полотна.

Экспериментировал с размером и формой. Многие пейзажи выполнены в натуральную величину. Это гигантские полотна до 30 квадратных метров. Есть совершенно нестандартные работы. В том же Мюнхене Чонтвари написал портрет старухи, которая чистит яблоки. Умышленно выбрал нехарактерный удлиненный холст. Кажется, что картину обрезали по бокам, но если приглядеться, такой масштаб придает особую выразительность композиции, пластичность силуэту.

Взвалив этюдник на плечи, художник путешествует по миру. Ему удается открыть для себя Западную Европу, побывать в Египте, Палестине, увидеть Ливан и Сирию. Чонтвари взбирается на скалы, любуется пустыней, стоит под водопадом, исследует птиц, собирает цветы, разглядывает бабочек.

«Я не рисую красками, я лишь наблюдаю и восхищаюсь мимолетной красотой природы, – пишет он в своих дневниках. – Спокойным, глубоким дыханием атмосферы, прекрасной музыкой сущего. Я странствую повсюду в поисках красоты, я вбираю в себя неизмеримость пространства».

Чонтвари был левшой и гордился этим. Уверял, что развитое левое полушарие помогает ему видеть мир иначе. Он обладал особым цветовым зрением, разработал уникальную гамму, которая делала краски природы ярче и придавала им свечение. Будучи аптекарем, работал над составом красок, добившись того, что столетиями его работы не утрачивают первоначальной насыщенности. Неизменные авторские цвета: бирюзовый и желтый. На картинах обязательно должны быть вода, огонь, земля.

Двойственность, неспокойный темперамент художника ярче всего отразились в картине, загадку которой разгадали недавно. Портрет «Старого рыбака» Чонтвари создал в 1902 году, путешествуя по Неаполю. До недавнего времени посетители и искусствоведы видели на картине лишь старика с глубокими морщинами на фоне моря и Везувия. Но кто-то из служителей музея попробовал поместить зеркало по центру картины. Отражение правой и левой стороны поразило: левая сторона – умиротворенный старец, который сложил руки в молитве, море и Везувий за его спиной спокойны. Правая отражает самого дьявола, за его спиной бушуют волны, извергается вулкан. Так художник передал двойственность природы человека. Интересно, что при жизни он никогда не выставлял эту картину.

За короткую творческую жизнь (Чонтвари умер в 65 лет) полноценно рисовать начал только после сорока, он создал более сотни масштабных полотен, несколько десятков рисунков. «Одинокий кедр» – одна из самых известных и знаковых картин художника. На ней он изобразил себя: одинокий, изолированный из-за непонимания, глубоко проникший корнями в родную почву.

«Судьба может дать мне долгую жизнь, но может разразиться буря, и я исчезну с лица земли без следа», – из дневника.

Монументальные полотна Чонтвари обязательно нужно видеть вживую. Вдохнув новую жизнь в наскучившую пейзажную живопись, он объездил самые знаковые места Европы и Средиземноморья. Выплеснул их на холст солнечным сочетанием красок в своей уникальной манере.

В 1949 году, когда картины Чонтвари были выставлены в венгерском посольстве в Париже, Пикассо заперся на час в выставочном зале и попросил его не беспокоить. Он был ошеломлен: «Я не знал, что существовал еще один великий художник». Поклонником творчества Чонтвари был и Марк Шагал.

При жизни художник несколько раз выставлялся. В 1907 году в Париже и Западной Европе. Критики отозвались благожелательно о работах Чонтвари, но в родной Венгрии он по-прежнему был чудаком и изгоем. Он же мечтал о выставке в своей стране. Хотел открыть собственную галерею и даже нарисовал ее проект.

Чонтвари никогда не считал себя только художником. Он писал статьи о вреде табака, рассуждал о веганстве, был убежденным пацифистом. Его регулярно поднимали на смех. Из-за насмешек и разногласий Костка, по большей части, был одинок. Не создал семью, изредка общался с сестрой, о его многочисленных братьях ничего не известно. В последние годы жизни не рисовал. Существуют предположение, из-за усугубившегося психического недуга. Писал книги: «Энергия и искусство, ошибки цивилизованного человека», «Гений. Кто может и кто не может быть гением». Занимался упорядочиванием своих записей и дневником. За всю жизнь Чонтвари не продал ни единой картины.

Более полувека понадобилось, чтобы разглядеть в нем гения. В 2006 году полотно «Встреча влюбленных» было куплено неизвестным коллекционером более чем за миллион евро.

Его записи и дневники не были изданы, они доступны только исследователям творчества художника. Фрагменты записей можно услышать в фильме «Чонтвари» венгерского кинорежиссера Золтана Хусарика. Это красивое, поэтическое кино с трагической судьбой. Картина посвящена памяти актера Золтана Латиновича, который играл Чонтвари и погиб в процессе съемок (есть версия, что бросился под поезд). После премьеры фильм раскритиковали. Хусарик, который на тот момент находлися в депрессии, был опустошен, покончил с собой.

«Прошли времена, когда со мной то и дело что-нибудь случалось, теперь не происходит ничего, что помогало бы открыть в себе что либо новое. Теперь я стою перед последней вершиной, она давно ждет меня. Мне предстоит самое тяжелое путешествие в абсолютном одиночестве.»

Чонтвари ушел из жизни 20 июня 1919 года. Причиной послужил запущенный артрит. Встречаются версии, что художника избили и это привело к смерти. Умер он в одиночестве и нищете, голодал. Более сотни картин достались сестре художника. В местном музее женщину заверили, что полотна не имеют художественной ценности, это «мазня сумасшедшего». Поскольку холсты были огромными и хранить их было не просто, родственники решили продать картины. Взять деньги только за полотно.

Свернутую в рулоны живопись Чонтвари свалили грудой у его мастерской. По счастливой случайности мимо проходил архитектор Гедеон Герлоци. Он подыскивал себе жилье. Увидев картину «Одинокий кедр», был ошеломлен и скупил всю коллекцию.

Существует еще одна красивая легенда: будто картины Чонтвари выкупили местные цыгане и накрыли ими кибитки. Архитектор увидел картины, восхитился и выкупил их у цыган.

Герлоци положил жизнь на то, чтобы сохранить работы художника. Большинство картин пришлось держать в сундуках в свернутом виде. Только в 1970-м году власти города Печ обратились к Герлоци с просьбой организовать постоянную экспозицию. Он тут же согласился. Спустя десятилетие государство выкупило частную коллекцию Герлоци. Сейчас во владении Венгерской национальной галереи числится 127 картин Чонтвари, двадцать эскизов, 25 его полотен в частных коллекциях.

В городе Печ вы не найдете могилы Костки. Он вряд ли бывал здесь. Чонтвари покоится в Будапеште, на кладбище Корепеши – одном из старешийх в Венгрии. Его могилой никто не занимался, после истечения срока ее содержания, останки перенесли в общее захоронение. Когда интерес к творчеству Костки стал расти на кладбище Корепеши ему установили памятник.

К столетию со дня смерти художника поклонников его творчества, ожидал еще один сюрприз. Графологическая экспертиза почерка с целью опровергнуть или подтвердить информацию о психическом недуге. Графологи пришли к единому мнению, что образ Чонтвари был сильно искажен и ложен, а обвинения в шизофрении беспочвенны. Он был выдающейся личностью, человеком с широким кругозором, значительно опередившим свое время.

В 1951 году в Швеции было с помпой объявлено о самой длинной и престижной велогонка в истории шведского спорта! Гонщикам предстояло покорить дистанцию в 1800 километров, стартовав в самом северном городе страны — Хапаранде и финишировать в самом южном — Истаде. Более тысячи спортсменов из разных уголков страны захотели принять участие в гонке. Решил участвовать и 66-летний фермер Густав Хаканссон. Он не был гонщиком, он был велосипедистом, который любил долгие путешествия.

Однако отбор был очень строгим и только 50 человек оказались допущенными к гонке. Одним из главных условий был возраст велосипедистов — не старше сорока лет. Заявку пожилого фермера восприняли как курьёз. Но Густав был непреклонен.

Пятьдесят спортсменов отправились в Хапаранду поездом. Их окружили вниманием тренеры, врачи и механики. Перед началом гонки спортсмены были отдохнувшими и полными сил. Живший на самом юге Швеции и не имевший денег на поезд, Густав долго не раздумывал. Он сел на велосипед и поехал на север, преодолев более 1500 км своим ходом. Организаторы гонки попросту не поверили этому, когда Хакансон вновь обратился к ним за разрешением участвовать в гонке. Ему ответили: «Отдыхай в своем кресле и береги здоровье».

Казалось бы, что мог возразить чудаковатый старик на дряхлом велосипеде? В число участников его не включили и номера не выдали. Тогда он нарисовал свой собственный и надел прямо поверх одежды — большой круглый ноль. И стартовал самостоятельно, спустя несколько минут после последнего гонщика.

Так как Густава не включили в общий зачет, он решил ехать по собственным правилам и не останавливаться на отдых. И первый раз поспал три часа на скамейке в центре какого-то посёлка только на третий день пути. Таким образом, так как он ехал вообще без остановок, он сразу же вышел в лидеры гонки.

Репортеры написали о нем в газетах. Скоро вся Швеция узнала историю этого невысокого старика с номером «ноль» на груди. Одна из газет предложила Густаву вести путевой дневник, на что он охотно согласился. Всё больше людей узнавали о нём. Спустя несколько дней велосипедиста встречали толпы восторженных людей фактически в каждом населённом пункте по пути следования гонки. В газетах его прозвали Stålfarfar (Стольфарфар) — стальной дед. Это прозвище закрепилось за Густавом до конца жизни.

В Сёдерхамне — после 156 миль езды, полиция попросила гонщика пройти медицинский осмотр. Врачи развели руками — Густав был в отличной физической форме и действительно мог участвовать в гонке на общих основаниях.

Густав проехал трассу гонки за 6 дней, 14 часов и 20 минут. Он финишировал на 24 часа раньше официального лидера гонки Леннарта Хьортвалла. К тому времени он поспал, в общей сложности, только десять часов! Стальной дед пришел бы в Истад и раньше. Но за десяток километров до финиша с его велосипедом произошла единственная за почти 3000 км пути поломка — он пробил камеру. «Нет времени на ремонт» — решил Хакансон и пошел пешком. На велосипед он сел за пару километров до Истада и пересек финишную черту со спущенным колесом, двигаясь на одном ободе.

Тысячи людей встречали Стольфарфара на финише. Засыпанный цветами Густав был поднят на руки и триумфально внесён в центр города, где каждый жаждал с ним сфотографироваться. На следующий день после окончания гонки он был удостоен аудиенции у шведского короля Густава VI Адольфа, пожелавшего лично познакомиться с победителем. Но даже теперь судьи не признали победу Хаканссона. Ведь отдать первенство в гонке этому странному старику — позор и скандал! Но это было уже не важно.

Вся Швеция признала победителем именно его! Люди присылали Стольфарфару сотни подарков, в том числе и деньги, зная, что Густаву не вручили официальный приз гонки. Это был всеобщий народный протест против косности официального спорта. Среди сотен писем, которые простые шведы писали в те дни Хаканссону, есть и такие слова: «Я – Вашего возраста, дорогой Густав Хакансон, и я был стариком до тех пор, пока не узнал о Вас. Но теперь, благодаря Вам, я чувствую себя опять молодым, здоровым и счастливым. Благослови Вас Бог!»

Окончание гонки было отмечено парадом с оркестром, во время которого Хоканссона несли на своих плечах молодые люди. На следующий день он удостоился аудиенции у короля Густава VI Адольфа!

PS. В 1959 году Хоканссон поехал на велосипеде в Иерусалим, чтобы посетить святые места. А его последние поездки на велосипеде состоялись уже после того, как он достиг возраста 100 лет! На момент смерти ему было почти 102 года, а его жене Марии, которая умерла за год до Хаканссона, почти 105.

Лучшая из женщин, включая тех, кого уже не помню, привыкла во сне обниматься. Она кладёт на меня ногу. Потом вторую, как бы невзначай. Они холодные, а мой жар пропадает в никуда. Рукой цепляет за шею. Второй рукой как получится, за губу или ухо. Удав обнимает оленя с такой же любовью. "Какая надёжная и плотная фиксация" - думает олень на прощание. Я знаю мысли оленя, потому что часто их думаю.

Раз в месяц, на растущей луне, мне хочется большего. Вдохнуть до трёх литров воздуха или испытать какую-нибудь бунтарскую позу. Капризно раскинуть руки. Но нельзя. Мне разрешены две позиции: "эмбрион" и "монорельс".

Лучшая из женщин долго жила на берегу залива, в маленьком домике. Там было много солнца, моря и одна кровать на полтора человека. Чтобы не упасть, приходилось цепляться за мужчину-якорь. Женщина не виновата в своём прошлом. Она с рождения кого-то любила. В ней любовь живёт всегда, как во мне аппетит. Даже на необитаемом острове она вырезала бы себе мужчину из берёзы и ночью бы его удавила. А кому не нравятся такие милые привычки, тот может спать на пуфике.

В первую очередь, мне не нравятся рассказы, в которых душат не меня. Тем более, знаю я того клавишника. (Пианисты не выносят слово клавишник). Там держаться не за что. Наверняка он синел неровными пятнами и хрипел фальшиво. Я же становлюсь к утру приятно-фиолетовым и вешу как настоящий якорь. Скорей кровать проломится, чем кто-то с меня упадёт.

Я ни в коем случае не жалуюсь. Меня отучил жаловаться один прапорщик. Он дал мне одеяло с большой дырой по центру. Я попросил заменить. Сказал, если нельзя без дыр, то пусть они будут маленькие и по краям. В ответ прапорщик научил меня спать вертикально на посту, в мороз на рельсах и на турнике, не прекращая упражнений. Я научился отключать полголовы, как дельфин. Могу левым полушарием отдыхать, а правым исполнять строевую песню. Там же отпала надобность в одеялах, тепле, воздухе или ещё каких-то явлениях физического мира. Мне для сна нужен только я сам. Вспоминая этого мудрого человека, я прошу лучшую из женщин обнять меня покрепче. И она с готовностью расплетает кольца мне навстречу. Говорит, повезло мне, что я мягкий, не оставляю заноз и тем превосхожу берёзу.

Брутальные северные варвары на самом деле любили косметику и яркую одежду, а Ивар Бескостный мог ходить.

Сте­рео­тип­ный вид викин­га, яко­бы напо­ми­нав­ше­го пер­со­на­жа из Skyrim, не име­ет ниче­го обще­го с реаль­но­стью. Ни один боец в здра­вом уме не наде­нет шлем с деко­ра­тив­ны­ми рога­ми. Да, такие голов­ные убо­ры суще­ство­ва­ли, но то была цере­мо­ни­аль­ная бро­ня, кото­рую наде­ва­ли во вре­мя рели­ги­оз­ных обря­дов. Или исполь­зо­ва­ли как ста­тус­ный предмет. В боях шлем с подоб­ным укра­ше­ни­ем ско­рее помо­жет вра­гу вас убить: если ору­жие заце­пит­ся за рог, то нане­сёт вам серьёз­ную травму.

Шле­мы дела­лись глад­ки­ми, что­бы ору­жие вра­га соскаль­зы­ва­ло по ним при уда­ре: это уве­ли­чи­ва­ет шан­сы уце­леть. Поэто­му на насто­я­щих шле­мах викин­гов, напри­мер на том, что был най­ден в 1943 году на фер­ме Ярмунд­бю в Нор­ве­гии, ника­ких рогов не наблю­да­ет­ся. На сред­не­ве­ко­вых изоб­ра­же­ни­ях скан­ди­на­вов их тоже нет.

Ско­рее все­го, при­чи­ной мифа о викин­гах в рога­тых шле­мах стал худож­ник по костю­мам и иллю­стра­тор Карл Эмиль Диплер. Для поста­нов­ки опе­ры Ваг­не­ра «Коль­цо нибе­лун­га» в 1876 году он создал кра­си­вые, но нере­а­ли­стич­ные оде­я­ния, сре­ди кото­рых были кры­ла­тые и рога­тые шлемы.

2. Стандартное оружие викинга — двулезвийный топор

Это ору­жие очень попу­ляр­но в мульт­филь­мах и играх про викин­гов. И оно дей­стви­тель­но суще­ство­ва­ло и назы­ва­лось лаб­ри­сом. Одно малень­кое но: викин­ги таки­ми шту­ка­ми не раз­ма­хи­ва­ли, их при­ду­ма­ли ору­жей­ни­ки крито‑минойской циви­ли­за­ции брон­зо­во­го века.

Поз­же гре­ки пере­ня­ли у миной­цев этот топор и сде­ла­ли его атри­бу­том Зев­са. Да, у Тора был молот Мьёль­нир, у Зев­са — топор. И лаб­рис был, види­мо, не ору­жи­ем, а цере­мо­ни­аль­ным предметом.

Если бы викин­гам вру­чи­ли такой топор, они, навер­ное, сочли бы его очень неудоб­ным и непрактичным.

Скан­ди­на­вы поль­зо­ва­лись брод­эк­с­а­ми — секи­ра­ми с одним лез­ви­ем в фор­ме полу­ме­ся­ца и скег­гок­са­ми — боро­до­вид­ны­ми топо­ра­ми с высту­па­ю­щей ниж­ней частью лезвия.

Это удоб­ное и про­стое ору­жие. Вла­деть им лег­че, чем мечом, и уха­жи­вать про­ще. Нако­нец, скан­ди­нав­ские топо­ры в мир­ное вре­мя или в дол­гих похо­дах при­ме­ня­лись как инстру­мент: нару­бить дров, обте­сать дос­ку, забить гвоздь в драк­кар. Дву­лез­вий­ный топор на такое вряд ли бы сгодился.

И нет, топо­ры викин­гов не были тяже­лен­ным ору­жи­ем для насто­я­щих бога­ты­рей. В сред­нем они веси­ли от 800 г до 1,5 кг. А вооб­ще, самым попу­ляр­ным ору­жи­ем викин­гов был даже не топор, а копьё: его гораз­до лег­че изготовить.

3. Викинги — это такой народ

Если вы счи­та­е­те, что викинг — это пред­ста­ви­тель какого‑то север­но­го наро­да, вы оши­ба­е­тесь. Викинг не народ­ность, а вид деятельности.

В древне­скан­ди­нав­ском язы­ке было сло­во Víking, озна­ча­ю­щее как рейд с целью гра­бе­жа, так и про­сто экс­пе­ди­цию с мир­ны­ми целя­ми — напри­мер, иссле­до­ва­тель­ски­ми или тор­го­вы­ми. А Víkingr — это тот, кто в такой экс­пе­ди­ции при­ни­ма­ет участие.

Викин­га­ми ста­но­ви­лись шве­ды, нор­веж­цы и дат­чане. Дру­гие наро­ды обо­зна­ча­ли их латин­ским тер­ми­ном нор­манн — «севе­ря­нин». В обыч­ной же жиз­ни викинг мог зани­мать­ся чем угод­но: быть фер­ме­ром, ремес­лен­ни­ком, зем­ле­дель­цем, рас­тить скот, охо­тить­ся или рыба­чить. Таких людей назы­ва­ли бон­да­ми — сво­бод­ны­ми кре­стья­на­ми со сво­им хозяйством.

Когда скан­ди­на­ву не хва­та­ло средств к суще­ство­ва­нию или хоте­лось при­клю­че­ний и путе­ше­ствий либо воин­ской сла­вы, он при­би­вал­ся к дру­гим таким же бон­дам, и они отправ­ля­лись в поход погра­бить сосе­дей, най­ти себе кусок зем­ли получ­ше или даже про­сто потор­го­вать. А потом воз­вра­щал­ся домой и жил как раньше.

4. Викинги были могучими рыжими великанами

Когда вы вооб­ра­жа­е­те викин­гов, то, навер­ное, рису­е­те в сво­ей голо­ве могу­чих и рос­лых рыже­во­ло­сых вар­ва­ров с рос­кош­ны­ми уса­ми. Или свет­ло­во­ло­сых кра­сав­цев с модель­ной внеш­но­стью — вро­де Трэ­ви­са Фим­ме­ла. Одна­ко реаль­ные викин­ги вас немно­го разочаруют.

Соглас­но архео­ло­ги­че­ским наход­кам, их сред­ний рост состав­лял 172 см, а рост их жен­щин — 158 см, что на 6–10 см ниже нынеш­них сред­них пока­за­те­лей. Совре­мен­ные скан­ди­на­вы ста­ли куда выше сво­их пред­ков. И это вполне есте­ствен­но, ведь те жили в очень суро­вых усло­ви­ях, пита­лись не так хоро­шо и име­ли более низ­кую про­дол­жи­тель­ность жиз­ни. Не те усло­вия, при кото­рых рож­да­ют­ся атле­ты и баскетболисты.

Кро­ме того, тяжё­лая физи­че­ская рабо­та севе­рян при­во­ди­ла к про­бле­мам со здо­ро­вьем. Луи­за Кам­пе Хен­рик­сен, кура­тор Музея кораб­лей викин­гов в Рос­кил­ле, заме­ча­ет, что сре­ди скан­ди­на­вов того вре­ме­ни были рас­про­стра­не­ны арт­роз и болез­ни зубов.

Осо­бен­ной бру­таль­но­стью и муже­ствен­но­стью лиц нор­манн­ские вои­те­ли тоже не отли­ча­лись. Вот что гово­рит об этом архео­лог и антро­по­лог Лиз Лок Харвиг из Копен­га­ген­ско­го университета: "На самом деле опре­де­лить пол ске­ле­та эпо­хи викин­гов тяже­ло. Муж­ские чере­па у них были немно­го более жен­ствен­ны­ми, чем у совре­мен­ных людей, а жен­ские — более мужскими.".

Она добав­ля­ет, что жен­щи­ны викин­гов име­ли высту­па­ю­щие челю­сти и раз­ви­тые над­бров­ные дуги, тогда как у муж­чин чер­ты лица были ско­рее жен­ствен­ны­ми. А ещё, по сви­де­тель­ству араб­ско­го путе­ше­ствен­ни­ка, посе­тив­ше­го город Хеде­бю око­ло 1 000 года н. э., севе­ряне — и жен­щи­ны, и муж­чи­ны — носи­ли маки­яж, что­бы выгля­деть привлекательнее.

Что каса­ет­ся рыжих волос, то они были не ред­ки сре­ди севе­рян, но и блон­ди­нов, и брю­не­тов, и русо­во­ло­сых викин­гов тоже хва­та­ло.

И они не носи­ли эту ужас­ную оди­на­ко­вую серую и чёр­ную одеж­ду, как ста­ти­сты «Игры пре­сто­лов». Севе­ряне пред­по­чи­та­ли яркие и кра­соч­ные вещи, люби­ли шел­ка и меха. Самы­ми попу­ляр­ны­ми цве­та­ми были крас­ный и синий.

5. Викинги были грязными варварами

Нет, скан­ди­на­вы не име­ли ниче­го про­тив гиги­е­ны. Немы­ты­ми дика­ря­ми их, види­мо, окре­сти­ли англи­чане, не любив­шие захватчиков‑северян по вполне понят­ным при­чи­нам. На самом же деле викин­ги мылись по край­ней мере раз в неде­лю, в суб­бо­ту, а это очень непло­хо для того времени.

Суб­бо­та на ста­ро­скан­ди­нав­ском име­но­ва­лась Laugardagur — день стир­ки. И, как пока­зы­ва­ют архео­ло­ги­че­ские наход­ки, у викин­гов были пин­це­ты, рас­чёс­ки для боро­ды, инстру­мен­ты для чист­ки ног­тей и ушей и зубо­чист­ки. Лето­пи­сец Джон из Уол­линг­фор­да в хро­ни­ке 1220 года писал, что они мылись, меня­ли одеж­ду и рас­чё­сы­ва­ли воло­сы и поэто­му поль­зо­ва­лись успе­хом у англий­ских женщин. Джон неодоб­ри­тель­но назы­вал гиги­е­ну «лег­ко­мыс­лен­ной при­хо­тью». Чего толь­ко не выду­ма­ют эти язычники!

Так­же викин­ги укла­ды­ва­ли и обес­цве­чи­ва­ли воло­сы и нано­си­ли под­вод­ку для глаз. Кста­ти, в послед­них сезо­нах «Викин­гов» Раг­нар Лод­брок щего­ля­ет выбри­той голо­вой. Да и дру­гие пер­со­на­жи любят носить эффект­ные при­чёс­ки, выбри­вая голо­ву в луч­ших бар­бер­шо­пах Скандинавии.

Но в реаль­но­сти викин­ги стриг­ли налы­со пре­ступ­ни­ков и рабов, а сами ходи­ли с длин­ны­ми волосами.

6. Они пили вино из черепов своих врагов

Зву­чит очень бру­таль­но, но это тоже миф — по боль­шей части.

Вооб­ще, в исто­рии мно­го при­ме­ров, когда из чело­ве­че­ских чере­пов изго­тав­ли­ва­ли раз­лич­ные сосу­ды. Подоб­ным бало­ва­лись ски­фы, мон­го­лы, китай­цы, евро­пей­цы, сла­вяне и япон­цы. Ско­рее все­го, неко­то­рые викин­ги тоже мог­ли делать куб­ки из чере­пов. Одна­ко вряд ли изго­тов­ле­ние посу­ды из повер­жен­ных вра­гов было мас­со­вым явлением.

Воз­мож­но, миф воз­ник из‑за того, что Оле Ворм, дат­ский медик и нату­ра­лист, в сво­ей кни­ге Runer seu Danica literatura antiquissima, издан­ной в 1651 году, непра­виль­но пере­вёл фраг­мент поэ­мы Krákumál, «Сло­во о Краке».

На древ­нем скан­ди­нав­ском там гово­ри­лось drekkum bjór af bragði ór bjúgviðum hausa — «пей пиво ско­рее из изо­гну­тых вет­вей чере­пов». «Изо­гну­тые вет­ви чере­пов» — это кен­нинг, мета­фо­ра, озна­ча­ю­щая «рог». Ворм же пере­вёл фраг­мент так: «Герои наде­я­лись выпить в зале Оди­на из чере­пов уби­тых ими». Про­сто тогда не было «Google-пере­вод­чи­ка»!

В основ­ном скан­ди­на­вы изго­тав­ли­ва­ли посу­ду из рога живот­ных, а так­же дере­ва и металла.

7. Женщины в обществе викингов пользовались равноправием

Часто в интер­не­те мож­но встре­тить утвер­жде­ния, что жен­щи­ны викин­гов обла­да­ли оди­на­ко­вы­ми с муж­чи­на­ми пра­ва­ми и даже бились наравне с ними в похо­дах. Немыс­ли­мые при­ви­ле­гии для VIII—XI веков, когда жен­щи­ны про­чих наро­дов вся­че­ски угне­та­лись. Севе­рян­кам повез­ло, прав­да? Но это не совсем так.

Сери­а­лы вро­де «Викин­гов» немно­го пре­уве­ли­чи­ва­ют роль жен­щин в бое­вых дей­стви­ях. Так, иссле­до­ва­тель Джу­дит Йеш из Нот­тин­гем­ско­го уни­вер­си­те­та утвер­жда­ет, что отваж­ные девушки‑бойцы встре­ча­лись толь­ко в мифах нор­ман­нов и нет дока­за­тельств того, что они суще­ство­ва­ли в реаль­но­сти. Дру­гие учё­ные пред­по­ла­га­ют, что вои­тель­ни­цы дей­стви­тель­но суще­ство­ва­ли, но это не было рас­про­стра­нён­ным явлением. Таких жен­щин назы­ва­ли Skjaldmær — «дева щита».

И хотя женщины‑северянки поль­зо­ва­лись боль­шей сво­бо­дой, чем пред­ста­ви­тель­ни­цы дру­гих наро­дов, рав­но­пра­вия в обще­стве викин­гов не было.

Напри­мер, сред­не­ве­ко­вый исланд­ский свод зако­нов Grágás запре­щал жен­щи­нам носить муж­скую одеж­ду, стричь воло­сы или вла­деть ору­жи­ем. Им нель­зя было участ­во­вать в боль­шин­стве поли­ти­че­ских или пра­ви­тель­ствен­ных меро­при­я­тий. На тинг, обще­ствен­ное собра­ние сво­бод­ных севе­рян, допус­ка­лись толь­ко муж­чи­ны. Жен­щи­на не мог­ла так­же стать судьёй и сви­де­тель­ство­вать в суде.

Зато севе­рян­ки мог­ли вла­деть соб­ствен­но­стью, рас­по­ря­жать­ся зем­лёй, достав­шей­ся от мужа или по наслед­ству, и тре­бо­вать раз­во­да, если супру­ги пло­хо с ними обра­ща­лись. Для Сред­не­ве­ко­вья уже непло­хо. В общем‑то, викин­ги ува­жа­ли сво­их жен­щин, пото­му что те при­смат­ри­ва­ли за домом и уро­жа­ем, пока муж был в походе.

8. Любимая пытка викингов — «кровавый орёл»

Ско­рее все­го, эту жут­кую пыт­ку, когда живо­му чело­ве­ку раз­ре­за­ют спи­ну и выни­ма­ют лёг­кие, при­ду­ма­ли хри­сти­ан­ские лето­пис­цы, стре­мив­ши­е­ся выста­вить севе­рян ужас­ны­ми исча­ди­я­ми ада. Иссле­до­ва­те­ли же скло­ня­ют­ся к мне­нию, что викин­ги до такой хит­ро­ум­ной хирур­ги­че­ской опе­ра­ции не доду­ма­лись бы.

Вполне воз­мож­но, что кро­ва­вые фан­та­зии о разо­рван­ных рёб­рах и лёг­ких, тор­ча­щих из спи­ны, роди­лись из непра­виль­но­го пере­во­да саги Ragnarssona þáttr, «Прядь о сыно­вьях Раг­на­ра». В ней Ивар Бес­кост­ный мстит коро­лю Элле II за сво­е­го отца. Рас­плыв­ча­то тол­ку­е­мые сло­ва об орлах и рас­тер­зан­ной спине могут озна­чать, что Ивар про­сто бро­сил труп Эллы на пожи­ву хищ­ным пти­цам, и те его расклевали.

9. Ивар Бескостный был слабым

В сери­а­ле «Викин­ги» Ива­ру дали про­зви­ще пото­му, что он неспо­со­бен ходить из‑за несо­вер­шен­но­го остео­ге­не­за. Но дале­ко не факт, что реаль­ный Ивар был настоль­ко бес­по­мощ­ным. Напро­тив, в сагах его назы­ва­ют жесто­ким и сви­ре­пым вои­ном, высо­ким, кра­си­вым и самым умным из детей Рагнара.

Лето­пи­сец Сак­сон Грам­ма­тик ниче­го не гово­рит об отсут­ствии у Ива­ра костей, хотя это вро­де бы достой­ная упо­ми­на­ния часть внеш­но­сти. В ито­ге точ­ная исто­рия воз­ник­но­ве­ния про­зви­ща неиз­вест­на.

Так­же Ива­ра мог­ли назвать подоб­ным обра­зом за гиб­кость и подвиж­ность в бою. Ну или его про­зви­ще про­сто непра­виль­но запи­са­ли на латы­ни, и на самом деле он дол­жен был име­но­вать­ся Ива­ром Ненавистным.